Предисловие:
Этот материал написан по просьбе Льва Пирогова для «Литературной газеты». В качестве повода для разговора он дал мне ссылку на свой пост в Живом Журнале и свою же статью в «Литературной газете». В двух словах вопрос сводился к следующему: каков в наше время должен быть литературный герой и какой вообще должна быть литература? Тема показалась занятной…


АНАТОМИЯ ГЕРОЯ

Рисунок из итальянской книги XV века \"Анатомия человеческого тела\", человек, снимающий с себя кожу и демонстрирующий систему своих мышц.

Раздумывая о том, с чего бы начать, я решил прибегнуть к старому испытанному средству: гаданию по книгам. Взял из книжного шкафа первую попавшуюся (попался Эдуард Лимонов, «В плену у мертвецов» — текст, написанный во время отсидки в 2001 году) и открыл ее наугад. Взгляд тут же упал на следующие строки.

«Следователь Шишкин, лицемер, много раз подчеркнуто заявлял, что он не читал моих книг. Всё они отлично прочли! «Анатомия героя» была настольной книгой толстого оперативника капитана Эдуарда Вадимовича, он сам признавался еще при аресте на Алтае. В значительной степени они арестовали меня за мои книги». В этом своем тюремном труде Лимонов не раз предпринимает попытку понять, как и почему он очутился за решеткой. И всякий раз неизбежно закольцовывается на рассуждениях о писательстве. Чует…

Герой текстов Лимонова – всегда он сам. А он сам – герой своих текстов. При этом тексты Лимонова без сомнений хороши, а Лимонов – большой писатель. И делает его таковым не только и не столько писательский дар, сколько именно тот факт, что он свои произведения не просто пишет, но – предварительно проигрывает их в жизни. Вся эта его политика, романы с глянцем и транснациональной гомосексуальной богемой, все его позы, жесты, глупости и подлости – не более (и не менее), как повод. Возможность и средство отпустить своего героя, предоставить ему поле деятельности – среду, пространство, воздух. И лишь потом начинается рутина: мастерство, буквы, переплёт. Таков его творческий метод.

В апреле 2007 года у Эдуарда Лимонова изъяли печатную машинку и лампу — в счет оплаты компенсации морального ущерба, который он, согласно решению суда, причинил мэру Лужкову, сказав про него что-то по радио. Компьютера у Эдуарда Вениаминовича нет (да он и не умеет на нем работать), и печатная машинка была единственным инструментом, с помощью которого писатель мог заработать. Поэтому он собрал волю в кулак и недавно через Басманный суд печатную машинку себе вернул. Итог? Отличный фельетон. Бодался теленок с дубом.

Дальше… Будучи обязан выплатить Лужкову пол миллиона рублей, Лимонов попросил суд предоставить ему возможность ежемесячно выплачивать по 10 тысяч рублей. Но мэра такая рассрочка не устроила. Мэр (через суд) настаивал на 50 тысячах в месяц. В это же время Лимонова выселяют из съемной квартиры, что для него опять-таки сводит на нет возможность заработать и отдать эти деньги. Лимонов вскрикивает: «Это абсурдно: миллионер судится с человеком, у которого все имущество на 14 тысяч 850 рублей. Это позор». И подаёт иск в Страсбург, утверждая, что суд нарушил 10-ю статью Конвенции о защите прав человека и основных свобод (свобода выражения мнения).

Предстаёт ли Лимонов маленьким человеком в этом своем новом литературном произведении? Конечно. Еще каким маленьким. Но, в отличие от Башмачкина, у современного маленького человека прорезались зубы. Он слегка подрос.

Допустим, однако, что нам не очень нравится литературный герой Лимонова, этот вечный подросток Савенко… И нам хочется какого-то другого героя. Такого, которого нет. Но которого стоило бы выдумать. Тут вопрос: а нужно ли вообще говорить о том, каким он должен быть, этот герой? Я думаю, не нужно. Не имеет особого смысла.

Прежде всего: литературного героя вообще нет. Он всегда выдуман. И только в этом случае он становится героем и вообще интересен читателю. Герой цепляет именно тем, что он идеален и только гипотетически возможен, но – не реален, не воплощен. Он действует там, в выдуманном мире, и только благодаря этому через тонкую границу проникает в наш мир, влияя на него, изменяя его и формируя его. Если бы литературный герой был реальным человеком, живущим в реальном мире, он не имел бы никакой силы. Он сразу ослаб бы и рассыпался. Не как Башмачкин, а как полное ничто. Он попросту не производил бы на читателя ни малейшего впечатления. В лучшем случае, просто развлекал бы (как развлекают читателя персонажи массовых романов-однодневок вроде минаевских). Но ведь это не тот эффект. Мы ведь говорим о литературе, а не о шоу-бизнесе?

Итак, «обычный, реальный человек как литературный герой» читателю неинтересен. Либо интересен поверхностно (почитал и забыл). Потому что такой герой будет не более чем одним из читателей. А читатели друг другу неинтересны или, во всяком случае, не настолько друг для друга важны, чтобы производить друг на друга впечатление (и друг друга менять)… Это как реалити-шоу «Дом 2» по телевизору – увидел, плюнул, переключил. (Те, кто всерьез такое смотрят, не в счет, – они люди больные; либо – лечащие.)

А разве Акакий Акакиевич не один из читателей? Не живой человек? Нет. Можно уверенно утверждать, что никогда в реальной жизни не существовало такого человека. И поэтому-то сей образ так силен. То же самое можно сказать обо всех героях великой русской литературы.

А как же Лимонов? То же самое… Его не существует. Это действует не живой человек: играет судьбами поверивших ему подростков, сидит в тюрьме, пишет в глянцевые журналы и конфликтует с правительством Москвы. Это персонаж. Просто тут случился палиндром: герой с самого начала переходит грань между литературой и жизнью, а потом уходит обратно в литературу и фиксируется в очередной книге. Но от перемены мест этих алхимических слагаемых результат не меняется… Герой Савенко точно так же влияет на мир исключительно благодаря своей заведомой нереальности, сказочности, былинности. Он идеален, он сочинен, он только похож на реального… И поэтому он сильнее реальности и способен на нее воздействовать и ее формировать.

В принципе, то же самое можно бы было сказать о любом другом герое, на то он и герой, чтобы быть противопоставленным реальности и в то же время воздействовать на нее. Лимонов просто под руку попался (в результате гадания), но мог бы попасться и какой-нибудь Татарский из «Generation П», и тургеневский Базаров, и пушкинский Дубровский. И неважно, к какому времени этот выпавший из книжного шкафа герой принадлежал: лишь в определенной мере характер литературного героя зависит от нравов времени, в которое ему довелось родиться на свет. Но вовсе не времена и нравы дают герою его душу. Дух времени, может быть, оснащает героя телом, плотью, одеждой. Но главное в литературных героях не эта плотная оболочка (а к ней, к плотной этой оболочке относятся и нравы, в конце концов).

В настоящих (не минаевских) героях куда важнее – душа. Собственно, эта чистая, избавленная от знаков времени бессмертная субстанция и делает героев вечными. А не принадлежность к тому или иному времени, и не попытки писателей, создавая своих героев, ответить на какие-то там актуальные вызовы и вопросы. Даже если такие попытки у Гоголя, Достоевского и Толстого были, то их герои родились и состоялись как герои, скорее, вопреки этим попыткам, а не благодаря им.

Словом, неважно, каким будет герой. Каким бы он ни был — он будет героем, а не человеком. И это главное. Поэтому, я думаю, нужно искать не героя. Задача любого писателя и любого читателя – искать точку, в которой человек становится героем и перестает быть человеком. И в которой герой превращается в человека и становится одним из нас. Точку перехода между литературой и жизнью. Границу между этими двумя измерениями. И обнаружив ее, мы (читатели и писатели) сможем творить чудеса.

послесловие:
То, что у меня получилось, явно не могло понравится редакторам «Литературной газеты», так как оно некоторым образом перечеркивало все их тщетные усилия, предпринятые в поисках «Героя»… Я как бы опять увел разговор из социальной плоскости и даже сказал, что все это неважно и не нужно вообще об этом думать. Так уж сложилось. Впрочем, внешним поводом для отказа от публикации этого текста стало то, что он о Лимонове, а Лужков — мэр…

P.P.S. Однажды Бродский сравнил Лимонова со Свидригайловым. Некоторые полагают, что Бродский пытался таким образом опустить Лимонова. Но это не так. Он лишь подчеркнул, что Лимонов — фигура мифологическая. Заведомо литературная, типаж. И в то же время, как и любой настоящий литературный герой, он — абсолютно живой и свободный (хотя и не вполне человек). Совсем как Свидригайлов .

Один отзыв на “Анатомия героя”

  1. on 11 Июн 2009 at 9:39 дп kai

    Не знаю, как Лужков, а Литгазета, имхо, давно герой вчерашнего дня.. забываемое слово..

    Лимонов — настоящий мужик! Как бы смешно это не звучало в силу..

    А точка перехода туда и обратно, опять же, имхо, и есть сам писатель.. этакая разжиревшая, вечно молодая-пьяная точка сборки.. мозоль на теле общества.. и этим она болит, и интересна..

    хороший текст, прочитал с удовольствием, если не сказать «с наслаждением». зачем его в ЛГ, опять же, неясно.. перемен, мы ждем, перемен..

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: